Песни и стихотворения Егора Верюжского
Hm C
Привычный замысел разрезав на куски.
Hm C
И раскроив фетиш химеры на лохмотья предрассудков.
Hm C
Ты снова станешь отмерять, шалея от тоски,
Hm C
длину своих Зеленых Миль не по годам - по суткам.
A C
А где-то там, на лобном месте, как всегда аншлаг.
A C
И чтоб пролезть на эшафот, достанешь контрамарку.
Hm C
Но к черту! Снова не тебя костлявая нашла.
Hm C
И это значит - не тебе кружит шальной и маркий
Em C Hm Серый дым!
Пуская слюни, веселится идиот. Хохочет голый арестант, бредя в снегу из плена. Все твари славят смехом свою гибель. Или вот - смеется солнечному детству ухмылка Гуимплена!
Так что давай, рисуй на роже праздничный оскал. Не вздумай морду воротить от этого обряда! Но все равно, какую маску ты бы не таскал, обратный счет давно пошел. И вот с тобою рядом
Серый дым!
Голодный ветер похотливо стонет из щелей. Голодный череп ненасытно косится на дуло. Всем страждущим воздастся. Так воздавай скорей! Или сигай на дно петли с продавленного стула.
А лучше - прикупи билет в один конец на лифт. Стань равным среди равных птиц, которые спасутся. Или в последний раз до края ванную налив, возьми с собой как память на глубины безрассудства
Серый дым!
ноябрь 1997
Am C F
Ты видишь сотни разных лиц,
G Am C F G
а поверх - паутину боли.
Am C F
Ты видишь свой Аустерлиц,
G Am C F G
но ты бредешь на это поле.
Ты даже там, где нет огня, пронес лелея это пламя. Шагал на цыпочках по дням. Ты - та коса, что ищет камень.
Am C F Ты видел тысячи эпох G Am C F G на дне граненого стакана. Am C F И ты забыл бы, если б смог, E Am C F G те запахи марихуаны.
Закрой глаза - увидишь сон. Открой глаза - повсюду стены. Лишь сдохший вовремя спасен: ему плевать, что труп разденут.
Что память пустят по рукам до слез охочие потомки. Что расшвыряют дуракам твой мир - мираж больной и ломкий.
Пустынной зале сунув шиш, прочтет суфлер сценарий рваный. Ты путь нелепый завершишь сквозь запахи марихуаны.
Я не судья, не адвокат. Мне не помочь тебе найти лаз. На эшафоте пол покат, чтоб дольше голова катилась.
Станцует ярмарочный шут вокруг твоей последней сцены. Партер и клоуны заржут: на шутки низко пали цены!
...А я стираю старый грим, гримасу пьяной игуаны. Мы с зеркалами говорим сквозь запахи марихуаны.
октябрь 1997
C Am
Я плюю на сюжет недоношенной песни,
F C
которой уже все равно.
C Am
Я плюю на сюжет недоношенной песни.
F G7
А впрочем уже все равно.
Am C Ты знаешь, как трудно бывает напиться, F C когда очень нужно - в запой. Am C Если б я мог выбирать себя - F G7 C Я был бы, конечно, собой!
Я бы сипел про косматую осень и орал бы про суицид. Я бы сипел про косматую осень и орал бы про суицид.
Как важно уметь, приходя слишком поздно, потребовать плату за вой... Если б я мог выбирать себя - Я был бы, наверно, собой!
Я так хотел бы оттрахать все небо, да в синий нахальнейший зад. Я так хотел бы оттрахать все небо, да в синий нахальнейший зад.
Нарисованный Бог - ему тоже тошно: лишь быдлу он нужен такой. Если б я мог выбирать себя - Я все-таки был бы собой!
И вот я мечусь, примеряющий сразу тысячи разных личин. И вот я мечусь, примеряющий сразу тысячи рваных личин.
А где-то вдали мельтешит моя карма. Спешу я за нею нагой. Скажи, на хуя выбирать себя, если не смог быть собой!
май 1997
E: ----------0-----0------------0-----0------ H: --------0---0-----0--------0---0-----0---- G: ------0-------0-----0----0-------0-----0-- D: --0h3------------------------------------- A: ------------------------------------------ E: -----------------------0------------------
Смешно?! Смешно, как может быть смешна только сама жизнь. Смешна и несуразна. Нелепа, как придурковатая нищенка, неутомимо пляшуща перед усталыми взглядами прохожих. А они идут и идут мимо, пряча глаза в глубоких воротниках, в рассерженных прическах, да в тусклых рамках лиц. А где-то их уже ожидают холодные шпалы, обрывистые этажи и подмигивающие лезвия. Почувствуй гармонию раздавленного голубя! Стань фрагментом на полотнище безумного сюрреалиста! Вскрой! Растворись в неугомонном круговороте! Или, наоборот - забейся в себя, заройся в теплое мясо ненасытного либидо. Ты и они. Ты или они. Ты вопреки им. Да-да, нет-нет. Вращая барабан противоречий, прошепчи бородатый анекдот из одного слова "Жизнь". Что, смешно?! Да не смешнее, чем дверь, за которой то ли зеркало, то ли портрет, перечеркнутый зарубкой последнего смеха. ...Если камни не летят - значит ли это, что они - за пазухой?
ноябрь 1996
"Между печалью и ничем
мы выбрали печаль.
И спросит кто-нибудь "Зачем",
а кто-то скажет "Жаль".
(Б.Чичибабин)
Hm Hm/G Hm Hm/G
...А сколько было тех других,
F# f# d c# h
шагнувших за предел.
Hm Hm/G Hm Hm/G
Скользнув по лезвию руки,
F# f# d c# h
рассудок поредел.
A G
Ведь, кто в себе раба загнул,
F# Hm
плевал на чернь и знать,
Hm Hm
хватал гитару и - в загул,
F# f# d c# h
чтоб снова объяснять.
Срывался вниз на всем ходу и это, право, жаль. Наш век в бреду эпоху ту, как лето, провожал.
Глубокомысленна глупа идея вечной жизни: ведь продают тем, кто упал, задешево ножи здесь.
Сползая с пуза разных Кать, поплачь или поржи - Не время сопли распускать над пропастью во ржи.Швыряй туда листы поэм! Лей воду в решето! Между печалью и ничем мы выбрали ничто...
октябрь 1996
Когда умирает Бог рождается ночи блюз. Под размеренный хохот сапог слышен вопль: "Утоплюсь! Удавлюсь!
А может быть в раз сгорю, свой крик воплотив в лучи!" Разве можно нам гнить на корню когда так звучит, раз звучит
Necrotica Blues?!
Латать свою жизнь нельзя, как штопать колом гондон. И глупо цепляться скользя, свято веря в "Потом".
Вот кто-то сказал: "Пустяк! Судьба, как ни суй, - мудра" А слабо на своих же костях танцевать до утра
Necrotica Blues?!
И мертвая мышь гниет в кармане твоих штанов. Мне знаком этой мысли полет. Что сказать? Он не нов.
Войдя в пантеон спроси, как там отыскать себя. А найдешь - так пойдем по Руси исполняя сипя, пусть - сипя,
Necrotica Blues!
май 1996
Gm F B C#
Нет на Земле одинаковых глаз.
Gm Gm7 Gm7add6 C5 B5 F5 Gm
Уж поверь мне!
Gm F B C#
Помнишь, играл обезглаженный класс
Gm Gm7 Gm7add6 C5 B5 F5 Gm
туш под дверью.
Cm B B C#
Падал на вшивую паперть крест ниц.
Gm Gm7 Gm7add6 C5 B5 F5 Gm
Очи, где вы?
Gm F B C#
Вяжут на ощупь ковры из ресниц
Gm Gm7 Gm7add6 C5 B5 F5 Gm
ночью девы.
В люльках смешался младенцев набор - только кишки. Сделать авансом сестренке аборт - долг мальчишки.
Спрячь свое чадо - исчадье нутра - даже в угли. Спрячь, заключая пари "До утра доживут ли?"
Кушай, пока не увидишь на дне ногти с мясом. Скучно, пока не пройдут по родне кто где плясом.
Туш отыграл обезглаженный класс, но теперь лишь. Нет на Земле одинаковых глаз... Что, не веришь???
декабрь 1995
Am F6/D Am F6/D
Не сравнивайте меня с Бродским,
Am F6/D Am F6/D
с Ахматовой и Мандельштамом
Hm G Hm G
за то, что повадился броскими
Am F6/D Am F6/D
проституировать штампами.
Em C Em C
За то, что пытался навылет
Em C Em C
толпу продырявливать песней.
F#m D F#m
...Увы, корифеи навыли,
Em C Em C
а вы туда по уши влезли.
И мне ли к вам красться поэтом, расшаркиваясь в каждом такте, влюблено сюсюкать "про это", хромая на стоптанный дактиль?
Вам льстит расписная ложь юга? Копайтесь в Омаре Хайяме! Поэзия - гордая шлюха в реальности выгребной яме.
Чем можно пронять вас? Зажили душонки трясинами спеси. Про корчи на образа шиле, про мертворождаемость песен,
про сати культур в склоке рас, про жженье пенькового ворота - про все это было не раз в века горлопанами ворото.
Чем можно пронять вас, когда поэтами ясность залапана? Я в вас циркулирую да сметаю рассудочность клапанов.
Я свесился из тишины, ворочаясь в ней языкасто. Безмолвием поражены и вы, и стихов ваших каста!
Скукожились в миг рифмы-множители, поэтишек век шел на убыль... Вы себя, как я, вывернуть можете ли, чтобы были одни сплошные зубы?!
ноябрь 1995
Em F# Hm
А завтра ты проснешься мертвецом.
Em F# Hm H7
Взглянешь на мир безумием залитый.
Em A7 D F#m
Инфляция надежд почудится. И зом -
Em F# Hm
би станут для тебя элитой.
А завтра ты увидишь изнутри все то, о чем мы спорили до хрипа. Распятием руки глаза с лица сотри, которые "ничто" узреть могли бы.
А завтра ты увидишь - стол накрыт. Твой саван, пусть нарядная, но роба. Но станет ли жена юродствовать навзрыд, и будут ли друзья скучать у гроба.
А завтра ты скончаешься. Как встарь застынет мир, закружится и снова: Ночь, ледяная гладь, простуженный фонарь, и в глубине канала тонет слово.
октябрь 1995
Em Em-6 Em7 Em-6 Пели о светлом "будет". Em Em-6 Em7 Em-6 Пели о теплом "завтра", Asus2add-6 Asus2 Но погружались в зловоние сути Asus2add-6 Asus2add7 Asus2add-6 и восклицали "Автора!" B A Вторили дню... B A Вторили льду...
Ночь разукрасив кровью, лили в стаканы семя. Что да влюбленных - их даже надгробь ласково крыли сенью. Зелень теней стала длинней...
В грудь колотили пяткой, чтоб не сказать копытом. Снова играли в тотальные прятки с прошлым успешно забытым. Бытом казнись... Бытом казнись...
Если кружились в вальсе (бала химера была ведь!), дамы букеты вянущих пальцев нам норовили сплавить за полцены, за треть цены.
Жизнь размешав с вином, и вылакав все до донца, мы обратили бесцельный феномен в слепок подобия солнца. Светит муляж... Пляшет муляж... Звуки - муляж... Мысли - муляж...
Мимикрия.
октябрь 1995
F#m E
Как сифилис - шлюху, так город великий
F#m E
уродуют язвы отживших религий.
Hm A E
Зловоние прошлого - струпья церквей на ветру.
F#m E
Взобравшись на небо, по-выше, возможно
F#m E
увидеть, что раненый город похож на
Hm A E
набитый червями, облепленный мухами труп.
Услышав, что в храме - лафа лоботрясу, духовный кастрат пеленается в рясу, скрывая отвислость заплывшего жиром бедра. Холеная харя твердит мракобесам, мол, ниц упадешь и вползешь раком в бездну, и мордой уткнешься в кроссовки Святого Петра.
Забившимся в стадо приматам-христошам личинка монаха вещает истошно о том, что презренная плоть у духовных болит. Внеся в рассужденья о похоти хаос, он скроется в келье и дрочит в "Пентхауз", а после налжет про блаженство священных молитв.
Так вычисти скальпелем города тушу от всех паразитов с синдромом пастушьим, пусть хлынет гной веры, залив напоследок весь дом. Всех тех, кто в заветах елозит червями дави слизняков, или вечером в яме, связав, содомируй корявым дубовым крестом.
A7 E Am F#m Благослови нас, Антихрист-Отец. A7 E F#m Благослови нас...
июль 1995
Уезжай! Уезжай навсегда на тот свет - в обывательский рай! Уезжай! Уезжай, и приросшее прошлое с кожей сдирай!
Позабудь! Позабудь эти комья рыданий скатившихся в грудь! Позабудь! Позабудь этот крик, этих слез разбежавшихся ртуть!
Черта с два! Черта с два ты услышишь как шепчет влюбленным листва! Черта с два! Черта с два ты услышишь как шепчет влюбленным листва!
Ты же там, Ты же там попадешь во всемирное гетто к жидам! Ты же там, Ты же там - второй сорт, second hand, белый негр, в общем - хлам!
Навсегда! Навсегда дверь скользнула в проем, как в могилу плита! Навсегда! Навсегда ты - изгой в этом проклятом мире и там!
Уезжай! Уезжай в фельетонный, дешевый, зажравшийся край! Уезжай! Уезжай! Уезжай! Уезжай! Уезжай! Уезжай!
июнь 1995
Hsus2 Hm
Ты помнишь
Hsus2 Hm
о том лишь,
Asus2 A
как мы детьми
Asus2 A Asus4
считали дни
когда же нам скажут, что мы вольны сигать с волны.
Был повод: ты - молод, а за душой - пятак чужой.
А то что тревожно тебе - пустяк, а мне - пусть стяг.
Сегодня жизнь-сводня за все дела тебе дала
полцарства ты стар стал. А я, дурак, полвека как...
Ты помнишь?
июнь 1995
Em Hm Язык - междометья да ижицы, A Em Солнце мельчает до свечки, Em Hm гигант-фолиант теперь книжица, A Em личность свелась к человечкам.
Людишки истошно ничтожные (ничтожны ведь смерть или роды) кичатся умишками... Тоже мне - царечки убогой природы.
Замызганные добродетели в потных зажав кулаченках снуете, незваные дети Шариковых или Чонкиных.
Весь мир обслюнявили ручками. Обклеили все ярлычками: залатанный китель - поручику, а ладан - в обитель с дьячками.
Пусть бирками определенное, ничтожество спесью брызжет... А я сквозь аллею с кленами нес сердца распухшую грыжу.
H5 H5add-2 H5 Hm
Я не для того, чтоб ненужными
H5 H5add-2 H5 Hm
хвастать страстями, а, просто,
A5 Asus4 H5 Hm
мне необходимо за ужином
C5 A#5 Hm
с Богом померяться ростом.
И если б он жил, а не умер, стащил бы за пейсики с трона!.. Молитвы похожи на зуммер отключенного телефона.
* * * * * * * * *
Тесно в вашем кругозоре, в цепком неводе имен: каждый третий - опозорен, каждый первый - заклеймен.
В обывательский гроб быта несся смех моих мотыг. Люциферовым копытом врезал я судьбе под дых.
Сгинь, Вселенная - мне тесно! Лезу к Солнцу по лучу: или я светило тресну, или в морду получу.
Пусть в Бастилии я не был, но орет в душе де Сад: "Я хотел бы трахнуть небо в широченный синий зад".
июнь 1995
Подражание Егору Летову по мотивам
известного сборника Ж.-П. Сартра
Am C E
Под ласковый хохот огня,
Am C E
под вкрадчивый шорох петли
C E Am
вонзи в полусонные дни
C E Am
цветастый гарпун суеты.
В распахнутых венах - вопрос, пропахший тоской "На ху минирует горло любви обрюзгший комок тошноты?"
E
Но в вашем ненастье снуют злые мысли
E7
что в траурной похоти ваших штыков
Am
я существую!
Я - больше чем "завтра", я - меньше чем "здрасте", я - страх полумрака, я - смех полудрак: я существую!
В стремнине стремящихся стрельнуть из скважин обнаженных замков по лежащим наотмашь я существую!
В промозглости света, в беспечности крика, в бесславном потоке рванувших из окон я существую!
Прости некрофила за жизнь. Прости оптимиста за смерть за тех, кто умеет навзрыд, за тех, кто извечно внахлест.
Покрытые сыпью идей, утробно вещают мозги. Прижми, как жену, унитаз, лихой призывник тошноты.
Но в вашем ненастье снуют злые мысли что в траурной похоти ваших штыков я существую!
Я - больше чем "завтра", я - меньше чем "здрасте", я - страх полумрака, я - смех полудрак: я существую!
В стремнине стремящихся стрельнуть из скважин обнаженных замков по лежащим наотмашь я существую!
В промозглости света, в беспечности крика, в бесславном потоке рванувших из окон я существую!
Скукожилась вера в елейное завтра. Тупой пессимист пеленается в саван. Я - существую!
Насыпав полное корыто кровавого оптимизма, ковыряйся в нем тупыми вилами своего скудоумия... Но вспомни мертвую куклу в разорванном платье!
Em B Em B Завтра или сегодня - Em B Em B праздник бесцветных граждан.
Выше или пониже стаей поедут крыши.
Будут вонять букеты через неделю в вазе.
Будут кружиться мухи в сортире твоей душонки.
Из-под крутой гордыни будут змеиться черви.
Праздник нечистой веры венчает салют блевоты.
Запах вчерашней слизи спрячешь в чулан забвенья.
Вспомнишь дешевый Содом, встретясь с глазами мухи...
Будут смеяться мухи... Будут кружиться мухи...
Будут кривляться мухи... Будут смеяться мухи...
F#m G F#m G
Очисти от богов небеса.
F#m G F#m G
Отрежь от креста гильотину.
Hm C Hm C
Себя возлюби, как врага,
F#m G F#m G
Поклоняясь бессмертию Смерти.
Гадая по линиям культей седых беспризорных кастратов, учись фатализму у пули, учись новой вере у страха.
F#m Hm F#m C# Лучший Бог - мертвый Бог!
Раскрась свою радугу черным. Наполни подушку шипами. Гляди через дыры в ладонях на трупы червей в унитазе.
Танцуй на могиле Вселенной. Кончай эксгумируя радость нагадить в улыбки прохожих под бой возбужденных курантов.
Лучший Бог - мертвый Бог!
Hm D Em F# Под прицелом вчерашнего снега тормошу полусонные пальцы, торможу на визгливой дорожке, перед пугалом строюсь в шеренгу.
Свято верю в седые законы, надевая джинсовую робу. Строя храм расписного безумья, разрушая позор декораций
Em G F# Hm нянчу спрятанные наружу слова. Em F# Hm
Мне придется смеяться настежь, Мне придется стремиться на ощупь, Мне придется кривляться наотмашь перед собственным постаментом.
Ради завтрашних благоденствий запишусь добровольцем в садисты, и на каторге наслаждений отмотаю три пятых жизни,
нянча спрятанные наружу слова.
Под прицелом вчерашнего смеха буду ползать по жарким сугробам. Подтверждая законы природы, я закрыл за собой крышку гроба.
Симулирую сублимацию. Сублимирую симуляцию. Мимикрия родившихся насмерть по учению Дона Хуана -
нянчить спрятанные наружу слова.
июль 1994
"Костлявые дети играют с котенком -
облезлый комочек скулит без глазенок.
Девчушка с паяльником уха краюху
приплавила мамочке к рваному брюху".
(Из детской страшилки)
Em Em Мне снится сюжет недоношенной песни: C/G G горбатые рифмы, которым жить вместе, Em Em уродливых образов сиплые стаи... C/G G Я гранки предчувствия нервно листаю.
Hm Hm
Мне снится глазница ослепшего неба,
D A
где солнца зрачок от рождения не был.
Hm Hm
Тьма льется за шиворот, в ноздри и в уши...
D A
А крик мой все глуше, и глуше, и глуше.
Кичливые призраки злых поколений, вломившись из бреда, талдычат о лени. Повсюду снуют студенистые пальцы, сцепившись в навязчивом траурном вальсе.
Изрытые оспой лет стены все ближе, язык потолка штукатуркой лоб лижет. Стянулась Вселенная, выдавив разом из тюбика тела растоптанный разум.
D C Em Я схожу с ума!
Мне снятся проспекты со струпьями пепла, где встарь ненасытное пламя окрепло. В руинах - сиамские микроцефалы : в пылу опьяненья их смерть прозевала.
В сопящих кострищах, на углях - скелеты. Паленое мясо. Осеннее лето. Эрзац откровений в безумия призме. Я чту кабалистику каннибализма!
Пустились по кругу, хихикая едко, на культях безногие марионетки, обрубками рук завернув в полотенца останки орды нерожденных младенцев.
Разводами света из лампочки - клизмы заляпана цепкая маска садизма. Во фраке пред зеркалом, все чин по чину, сдираю осколками клочья личины.
Я схожу с ума!
Мне снится раздавленный голубь на блюде, а рядом роятся жужжащие люди. Заходится повар, синея от астмы, вкусив из кастрюль разложенья миазмы.
Распухший, червивый, висит негр на вилах - не призванный Богом Христос некрофилов. Сползает на челюсти лобик пологий. Гниет на глазах каталог патологий.
Несусь наобум в лабиринт сновидений. Пощечина света, затем снова тени. Гробы абортируют Сотсирха наци. Шабашат исчадия галлюцинаций.
Кричат: "Суицид должен жизнью караться!" А я раздирал кандалы декораций. Из чучела мира рвал клочьями вату. Я - проклятый Бог, я - стреноженный Фатум.
Я схожу с ума!
июнь 1994
Am E Fmaj7 Am G E Fmaj7 Мы пришли слишком поздно на омытую временем сцену, G F G D E Am G Am E жмемся к пыльным кулисам и вдыхаем с трухой нафталин. Am E Fmaj7 Am G E Fmaj7 Торгаши от Фортуны предлагают почти за бесценок G F G D E Am G Am E место в потной массовке, растворяя статистов вдали.
Мы пришли слишком поздно и, познав маету на безролье, из ненужных костюмов мы разводим бесцельный костер. Но чужие репризы мы сбиваясь твердим, как пароли в мир, очерченный рампой, где царит Абсолютный Суфлер.
Мы пришли слишком поздно в круговерть затянувшейся пьесы. Хаотичность сюжета - это средство припудрить изъян. В неродившихся строчках отраженье былого приестся. Запоздалый прозаик выгребает окурки из ям.
Мы пришли слишком поздно. Лицемеры, погрязшие в фальши неустанно вещают о божественной цели пути... На заплеванной сцене в глубине - надпись "Выход", а дальше - "Приходящий не вовремя - вовремя должен уйти".
июнь 1994
F->Gm F->Gm F->A# Койки, матрасы, бой вшей. F->Gm F->Gm F->A# Ржавчины едкий иней. F->Gm F->Gm F->A# Нет на ладонях больше Gm F линий.
Смазались слов сословья. Стерлась грань "фиги" - "фуги". Шаркают в изголовье звуки.
Пялишься в боли призму - мир догорает где-то. Матовый пляшет призрак света.
Где ж этот мир бойкий ?! Двери рванешь... Видишь? Те же матрасы, койки... Finish.
июнь 1994
Hm A Hm Тени грядущего зла A G Hm манят меня за собой. Hm A Hm В городе - праздник Осла. A G Hm Гимн Отчужденью запой.
E Hmaj9/E Мы же пришпорили на карусели. E Hmaj9/E Смазалось все - от сих и доселе.
Тени грядущего зла тихо крадутся из снов. Тот, кого скука пасла - ныне жрец ветхих основ.
Катимся к пропасти на карусели. Смытые лица врагов ли, друзей ли...
Тени грядущего зла молча стоят за спиной. Тени вербуют посла нашего мира в иной.
Осень - пожухла, несет кару зелень. Финиш - расплата рабов карусели.
Тени грядущего зла манят меня за собой...
май 1994
F# A Hm C F#m A Hm C
Пусть скажут обо мне, что я - подлец.
F# A Hm C F#m A Hm C
Пусть говорят о том, что я - подонок,
A G# A F#m G G# F#m/G
что я в карман к незрячему полез,
A Hm C F#m A Hm C
что я на деле жлоб, лишь видом тонок.
Пусть вязнут в непроветренном белье, голодный взгляд насытит грязи ворох. Пусть разнесут дерьмо на двести лье и обсосут его в досужих спорах.
Пусть брызжут передержанной слюной. Пусть копят перья, ненависть и сажу. Пусть серость проклинает: "Он - иной!"... Страшнее - если ничего не скажут.
апрель 1994
Bm Gb Ab F Верные псы кровожадного бога, глухо рыча, кружат в стаях у Лавры. В серых умишках калек однобоких пестуют ненависть лжи бакалавры.
Gb Ab Bm Gb Ab Bm Некрофилия святош - эксгумация веры. Db5 C5 Bm
Нищие духом - блаженно их царство: святость безликости на пьедестале. Бог мракобесов стал немощным старцем, но чтить его маразм не перестали.
Некрофилия святош - эксгумация веры.
Кайся, соавтор грехов и анафем, сыноубийца, ты, проклявший молодость! Сумерки идолов встретишь в канаве, сброшенный в грязь философией молота!
Некрофилия святош - эксгумация веры.
апрель 1994
Сергею Косаковскому
E5 F
E5 G5 F#5 A5 Ab5 A5
От триффидов до хризалид...
E5 G5 F#5 G5 F#5 F5
Или обратно?
E5 G5 F#5 A5 Ab5 A5
Льдом компромиссов путь залит
E5 G5 F#5 G5
неоднократно.
A5 B5 A5 G5
Ступай в раздумье к муравью -
A5 B5 A5 G5 F#5 G5
спроси о деле.
F#5 G5 F#5 E5
Отрубит, выплюнув "Fuck you!" -
F#5 G5 E5
недоглядели.
Неотразимый аромат
былых феерий
читается в следах помад,
в слезах... Не верю!
Былое править - хроноклазм
и глупость, впрочем...
Напишет кто-нибудь про нас:
"Век жизни - прочерк".
A5 E5 G5 B5 B5 A5 B5
Не страшен черт, коль видишь сны.
G5 E5 G5 B5 A5 F#5 G5
Вперед! (Клин - клином!)
A5 E5 G5 B5 B5 A5 B5
Туда, где ткет средь белизны
G5 E5 G5 B5 A5 F#5 G5
Смерть паутину!
февраль 1994
Em C Em Двадцать лет - как пощечина. C H7 Em Двадцать лет - приговор. Em C Em В двадцать лет надо четче нам C H7 Em обезглавливать спор.
C Em C Опоясаны временем - G Am Em как петля, циферблат... C Em C Семь молчат, но восьмой не нем, G Am Em да поет все не в лад.
Двадцать лет - как иллюзия. Двадцать лет - как мираж. Двадцать лет как бы в блюзе я: что не рифф - боли раж.
Помоги тем, кто в пате: их бьет плешивым пером дух миазмов апатии - суицидный синдром.
Двадцать лет - как прелюдия. Двадцать лет - эпилог. Двадцать лет целил в люди я, да попасть все не мог.
По судьбе, как по щели, полз, плевал в неба щит. Двадцать лет - как прощение, что дает гробовщик.
Двадцать лет - как иллюзия. Двадцать лет - как прелюдия. Двадцать лет - как пощечина. Двадцать лет - приговор...
январь 1994
Am Am
Скомканная жизнь брошена в огонь.
Dm Dm
Живо в гроб ложись, пасынок погонь
E7 Am E7 Am
за днем любви, за льдом любви.
Сильным - по мечу, слабым - в лапы бинт. Сам в себе мечусь, годы - лабиринт. Выхода нет, выхода нет.
C C E7 Am
"Поезд ваших судеб ушел",-
C C E7 Am
шепчет конопатый перрон. -
F G
" Навсегда... Навсегда..."
В шапке - медяки. Случай их забрал. Новые Яги жалят из забрал фабреных лиц, фабреных лиц.
Кровью подписал вексель неудач. В сытый ржанья залп вплелся робкий плач выцветших грез, брошенных грез.
"Поезд ваших судеб ушел",- шепчет конопатый перрон. - "Навсегда... Навсегда..."
Мраморные сны - стопудовый лед. В бельма белизны сажу ночь вольет, вылакав свет, вылакав свет.
Выпростать "Прости" из-под гор гордынь, Красть грусть из горсти горестей орды хочет дурак, только дурак.
"Поезд ваших судеб ушел",- шепчет конопатый перрон. - "Навсегда... Навсегда..."
Скомканная жизнь брошена в огонь...
август 1993
Asus2 Am7 Asus2 Am7
Я стоял, перечеркнутый грифом гитары,
Dm E7 Am E7
струнами бичующий плоть.
Asus2 Am7 Asus2 Am7
Ведь я был приглашен без презента не даром -
Dm E7 Am E7
чтоб песнями скуку полоть.
F G
Только кто-то в углу исступленно икал,
F E
отсыпав проблемы в бокал.
Am Dm E7 Am E7
Я стоял, перечеркнутый грифом гитары...
Я орал и давился словами из песни о том, что вся жизнь - это бред; что поруганной, битой свободе известней, чем вам, о клыкастом добре. Только кто-то под пиво накатывал джин, состязаясь с соседкой во лжи. Я орал и давился словами из песни...
Мой стреноженный крик разбивался об лица, плывущие в сизой дали. Я спешил багровеющим потом облиться, и к отчаянью водку долил. Только кто-то к соседке под юбку полез, попробовав груди на вес. Мой стреноженный крик разбивался об лица...
Этот бред не о тех, кто потом в паре лег - эти кадры смакует ЮТаР. Заклинаю тебя : не пиши, паренек, не бери в свои клешни гитар. Что с того, что в компаниях ты за двоих, что с того, что все бляди - твои. А ведь жизнь перечеркнута грифом гитары... Видишь - жизнь перечеркнута грифом гитары... Помни! Жизнь перечеркнута грифом гитары...
июль 1993
Em H7
Прости меня, прости меня
Em
за все, за все, что я сказал.
H7
За то, что в сердце лязгал залп,
Em
но затихал, в ушах звеня.
E7 Am
За то, что дружбу исхлестал,
Em
вкусив развязной позы пыл,
H7
и ненароком позабыл,
Em
какой у счастья пьедестал.
Прости меня, прости меня за все, за все, что я сказал. За то, что жизни шумный зал на келью смерти променял.
За то, что тусклые глаза бегут, слезами семеня... Прости меня, прости меня за все, что я недосказал...
июнь 1993
идея текста - Варвары Чайковской
Я долго не искал тебя в урбанистической пустыне... Не верил, что в груди грусть стынет, лохмотья нервов теребя.
Не знал, что блеклой жизни нить закончиться петлею может и будет, прикрываясь кожей, душа побитая скулить.
Но выцвела мозаика снов, мечты палитра потускнела... В вине - не сладость, а вкус мела, в стихах - не ритм бьет, а озноб.
Быть иль не быть? - не в том вопрос. Я не искал тебя так долго в стране осклабившихся толков, что весь сомненьями оброс...
апрель 1993
Am F Am F
Смотрите, как из вен хлещет жизнь!
Am F Am F
Смотрите, как из вен хлещет жизнь!
Dm E7
Прокусанные вены, проглоченный язык.
Dm E7 Am
Зашуганной мечты обезглавленный труп.
Нарывом - ветхой веры костер. Нарывом - ветхой веры костер. Цепями - добродетели, колодками - мораль. За пазухой святош - инкубатор камней.
Все крепче безысходности лед. Все крепче безысходности лед. Бессмысленное завтра, подохшее вчера. Как сумрачный этап, я отматывал жизнь.
Рассудок в невод нервов попал. Рассудок в невод нервов попал. С разбега распороть невинное окно - седой асфальт взасос поцелуют мозги.
Сорвалась в бездну вечности жизнь. Сорвалась в бездну вечности жизнь. Ошметками секунд и плесенью минут, коростою часов покрываются дни.
Лохмотья мяса тащит скелет. Лохмотья мяса тащит скелет. Но время ободрало дряхлеющий наряд, терзает нервы струн медиатор костей.
Смотрите, как из вен хлещет жизнь!
декабрь 1992
Am Asus2 Am Asus2 Dm Dsus2 Dm Dsus2 Обрыдло петь протухшие стихи, E E7 E E7 Am Asus2 Am Asus2 отхаркивая затхлых мыслей гной. Dm Dsus2 Dm Dsus2 Am Asus2 Am Asus2 Бряцая кандалами ржавых рифм, F E Am Asus2 Am Asus2 утыкать тишину шипами строк. A7 Dm Dsus2 Dm Dsus2 Впитав остервенение стихий, E E7 E E7 Am Asus2 Am Asus2 рожденных обездомленной волной, Dm Dsus2 Dm Dsus2 Am Asus2 Am Asus2 вцепившись обнаженной болью в гриф, F E Am Asus2 Am Asus2 взахлеб орать клокочущий East Rock .
Обрыдло петь протухшие стихи... Рукой, обвитой свастиками вен, рассыпать зерна слов в промерзший грунт застывших лиц, желающих мне пасть. Терзая криком пустоту души, швырять во тьму заношенный рефрен, осыпавшись аккордами со струн в безмолвия распахнутую пасть.
Обрыдло петь протухшие стихи в морщинах улиц, плешах площадей. Из ножен горла вырвав кортик-вой, пытать стихами чистые мозги. В забрале пота не видать ни зги. Искать на ощупь, криками, людей, обрушившись стреноженной волной на камни обезличенной тоски.
F E Am Asus2 Am Asus2 Обрыдло петь протухшие стихи...
декабрь 1992
E
Облезлый день уполз скуля,
A
мы начинаем жизнь с нуля.
E
Заклепки звезд на куртке тьмы.
A
Терзаем злых ночей плоть мы,
H A
хлобыщем мрак голодным ртом,
E H
ведь мы у жизни за бортом.
Нам вечно стены обнимать, ведь подворотня - наша мать, подвал холодный - наш отец... Застыл под сердцем страх-свинец. Напомнил, сволочь, нам о том, что мы у жизни за бортом.
В кармане скалит зубы нож, кастет топорщится - не трожь. И если в наш тусняк влез ты, то можешь получить . . . Напомним мы тебе о том, что мы у жизни за бортом.
Блевоту-совесть - в унитаз. Святоши прокляли всех нас. Несется жизнь сквозь ночь с тех лет, расплющив шнобель на стекле. Расплата? К черту! Все потом, ведь мы у жизни за бортом.
С ленцой ползет желток луны. Кто славит свет дня, те - лгуны. Распластан сумрак по земле... Так будет минимум семь лет. Так буде вечно, а потом мы встретим гибель за бортом.
ноябрь 1992
Dm Dsus4 B A
Dm Dsus4 Gm Зачем об этом говорить? C C7 F D Не надо, право... Gm Dm Dsus4 Нас разговор связал, как нить, A7 Dm как переправа.
Он нас оплел и спеленал, как паутина, и осудил нас на финал - по горло тина...
Молчанья вексель разменяв на мелочь - звуки, словами тешимся, не вняв безмолвья фуге.
Словесный месим чернозем - и нет печали... О, если б раз, но обо всем мы помолчали...
октябрь 1992
Когда краснозобое жадное утро вгрызается солнечным светом в подушки и патла развесило солнце-лахудра, я уши очкам подставляю под дужки.
Мгновенно действительность рожу скроила, стекает с обоев подгнившим рассветом, кастрюлит на кухне, а телек-громила раззявил хлебало для новых наветов.
Хохочет взахлеб унитаз (вот умора!). Опять недержание скрипа у двери. Здесь просьбами харкают, мнения - ором... И этому дому я свой покой вверил!
Клоака, где третяя часть - я. И здесь не свихнуться сумей-ка! Вот так прозябает от счастья сверхдружная наша семейка.
Уткнулся я в морду тарелки-циклопки. А рядом маячит глазастая зависть. Ее язык-жало и длинный, и ловкий, он нянчит о близких друзьях за глаза весть.
Облитый помоями слухов и сплетен, зондирую книфелем чрево тарелки... Молвы червь и слеп, и отвратен, и бледен. Он крестит паденьем. Хоть крупный, хоть мелкий.
Не выдержал: вырвало вонью презренья, на сердце вползла отвращения плесень. В Антарктике больше женьшеня кореньев, чем в струнах гитары моей - добрых песен.
Клоака, где третяя часть - я. И здесь не свихнуться сумей-ка! Вот так прозябает от счастья сверхдружная наша семейка.
Зловонием дрязг наполняют квартиру облезлые, цепкие, глупые склоки. Желтеющий дом уподобился тиру: снуем на мишенях, как в сауне - блохи.
Здесь нет ничего. Ответь, что же мы делим, соперника взглядом голодным кромсая? Гуляют по комнатам злости метели, рычит в конуре груди ярость-борзая.
Осыплется вечность безликими днями, подавится небо последним закатом, стеная умрет лес, утыканный пнями... Бессмертен лишь дом: он останется адом.
Клоака, где третяя часть - я. И здесь не свихнуться сумей-ка! Когда уже сдохнет от счастья сверхдружная наша семейка?
август 1992
E7 Am Как листья, дни опали. G C A7 Лысеет календарь. Dm Dm6 Am А я брожу, как встарь H7 E7 Am отверженный на бале.
Я - гражданин Обмана, я - с ржою булава, ненужная глава сожженного романа.
Разлука - в сердце бреши. Ты - мой стеклянный друг, ты - тот извечный круг, которым я повешен.
Тоска в крови играет (не пожелать врагу). Твержу твою строку: . . . . . . . . . . . . .
июль 1992
Как огонь пожирает листву, как страстишки сжигают сердца, словно разум сбегает из двух полушарий, чтоб душам мерцать, как вгрызаются в уши лады, как радист ухватился за SOS, так письмо, что отправила ты прочитал, упиваясь, взасос.
июль 1992
Em Am H7
Все кончено. Мне до отчаянья - фут.
Em Am H7
Под сердце вонзилась тупая игла.
C H7
Когтища беззвучных рыданий грудь рвут.
C Am C H7
Соленая боль из-под век потекла.
Домой брел согнувшись, как будто нес в зубах двухпудовую гирю-кулак. Рассудок чеканил : "Вернуть все нельзя". Я полз по этапу в квартиру-Гулаг.
E7 Am Бездомность осеннего ветра - H7 Em моя роковая стихи E7 Am Упав в безысходности недра, C Am C H7 губами баюкал стихи я...
Безлюдие... Ветер хохочет в лицо. И небо стекает дождями с витрин. Кустами дома меж фонарных лесов меня обступили, как хлюпики - ринг.
Да, я - вечный ринг, где стремятся распять друг друга инстинкты... В глазищах - блеск скал. На чистую скатерть рассудка опять я буйных эмоций вино расплескал.
Бездомность осеннего ветра - моя роковая стихия. Скрыв имя твое в души недрах, губами ласкал, как стихи, я.
Блуждая впотьмах закоулками грез, об память споткнулся, мечту раскроив. Меня в никуда хромоногий миг нес, туда, где ничто, где Разлука - халиф.
Лишь татуировка, мол, все - навсегда, на длани листа, как пророчество. Но все же судьба стала за ночь седа: я сослан в страну Одиночество.
июнь 1992
"Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд ..."
("Февраль" Б. Л. Пастернак)
Em Am Прижавшись лбом ко льду окна, H7 Em лакая жадно ветер строк, D7 G я выпиваю стих до дна, Am H7 забыв Вселенную-острог.
Губами мозга захватив, смакую сочную строфу. Баюкая душой мотив, букеты образов нарву.
Священник-рифма обвенчать спешит шальные пары строк. Песчинки - буквы, строф печать... От жара слов я весь продрог.
Одежды сотканных стихов пылятся в книгах - Мастер наг. Я Ваш "Февраль" - дитя Голгоф - навзрыд читаю, Пастернак.
июнь 1992
Dm A7
Мне острым скальпелем воспоминаний
Dm
врач-Память сделал вскрытие души,
D7 Gm
а медсестра-Забвенье гонит маний
A7 Dm
химеры из сознания глуши.
D7 Gm Трясина жара вяжет крылья пыла... F7 Dm Я от вопроса этого оглох: D7 Gm "Что тяжелее - помнить то, что было, A7 Dm или казниться тем, что быть могло?"
G Gm7 A7 A7 Dm
июнь 1992
Латайте кожу стен заплатами портретов! На пику монумента небо наколите! Вы бредили о славы огненном болиде, но вырвали мечтой, золу побед отведав.
Как челюсти, стучат медали-амулеты. Печатают оскал тотемные плакаты. С седого полотна взирает пасть-локатор. Но знайте, канет все в слепую яму Леты!
июнь 1992
Em C Am H7
Глазеет ночь в аквариум окна.
Em C Am H7
Истечь бы строчкой хоть одной, но нет -
Em C Am H7
оглохла рифма. Слышен звон монет.
C Am H7
В углу гитара плачется одна.
Молчит десятиглазый телефон и пялится зрачками серых цифр. Губа портьеры шлет мне свой призыв. Раскрытый рот окна: жить или вон?
G H7 C D7 G Скребется неприкаянная ночь G H7 C D7 G когтями звезд в чернеющие ставни. Em C Am H7 Возможно, это - сон, как вечность, давний. C Am H7 Я этот бред не в силах превозмочь.
Прижался к стенам сумрак, как монах закутан в рясу беглой темноты. Кто молится ночам, он с тем - на "ты", но свет моих ламп нестерпимо наг.
В бездонности углов сгрудился мрак. И тени лапа целится под дых. Кляп немоты массирует кадык. В гортани шелушится крика прах.
Скребется неприкаянная ночь когтями звезд в чернеющие ставни. Возможно, это - сон, как вечность, давний. Я этот бред не в силах превозмочь.
Часы клюют секундами в висок. Кукушка зачитала приговор. Надсмотрщик-Время, ты, amigo , - вор! Но жизнь уходит, как вода в песок.
Стрижет купоны вечности магнат. Стихает день, как поминальный плач. И снова, словно в камеру - палач, глазеет ночь в аквариум окна...
июнь 1992
- Христос воскрес!
- Ай да Христос, ай да сукин сын!!!
Ладонь стены растрескалась от ветра, сухого ветра выжженных времен. Где жизни трещина длиной полметра змеится, там иконой дом клеймен.
В бойнице нимба - жизни ни клочка. Зашторенные амбразуры глаз. Но взгляда ключ сквозь скважину зрачка пробился, отпер этот бурый лаз.
Разверзлась пропасть, и зрачка петл меня втянула сквозь ресниц оскал в желудок глаза, в прошлое и дл того, чтоб я кривой свой крест таскал.
Я видел язвы праведных костров и пепла плеши с перхотью углей. В стене листа пробиты окна строф во славу и во имя "Не убей!".
О, инквизиция! Лохмотья щек, в провале рта - огрызок языка. Гестапо церкви, полицай-дьячек, в кишках темницы - первые ЗК.
Лакала смерть из мутной лужи дней. Тех, кто не смог колена преклонить - петлею крестит. На алтарь из пней ложится жертва, но поблекла нить,
что держит нас. Я выпал из глазины немого идола. Лежу, сипя... А с образов взирают образины, портретом Грэя выдают себя.
апрель 1992
Валики губ искусаны. Осень пришла непрошено. Тают зрачки - льда бусины, в пропасти глаз брошены.
Слезы-росинки - блестками, скалы скул тонут в лужицах. Да хлопья снега клецками в супе метели кружатся.
* * * * * * * * *
Быть иль не быть? - сомнение. Выть иль не выть? - отчаяние. Пить иль не пить? - томление. Ждать иль не ждать? - прощание...
апрель 1992
Земля впитает кровь заката, когда нелепых слов галдеж по мозгу врежет током ската - вопроса: "Что ты здесь найдешь?"
Косматый дождь?.. Тумана пряди?.. Твердишь ты, как молитву встарь: "Вся жизнь - xуйня, все девки - бляди, а Солнце - ебанный фонарь..."
апрель 1992
памяти Александра Башлачева
Am Dm
Вонзаю в полотно бумаги я иглу строки,
E7 Am
и заплывает строф синяк на глади щек листа.
A7 Dm
Сцепились шестеренки рифм - на вашу смерть, враги!
E7 Am
Но вспомнил я того, кто песен не пропел и ста.
Распятый на гитаре, терзал он, рвал струны нерв. Раз с музой обручившись, не сдирал с души оков. Поэт и скульптор слова, творил бы он и ныне зубилом слов на сером сыром мраморе мозгов.
И души окровавленные ждали его стих, как требует беззубым и слепым ртом иглу шов. Но все кончается, недолго в мире он гостил - по лестнице стихотворений навсегда ушел.
Уйдя, не хлопнул дверью, жизнь вышвырнув в окно. И сироты стихи в немой тоске взывают к раю... Но он лишь доказал то, что доказано давно: поэтами не рождаются, поэтами - умирают.
A7 Dm Зачем он доказал то, что доказано давно: E7 Am поэтами не рождаются, поэтами - умирают?!
апрель 1992
Am G Dm E7 Меч света разит. Харакири глазам. Стучит оголтело в набат висков кровь. Трамплином язык, ведь полета азам я мысль обучаю, валясь с ног на бровь.
Здесь плесень тоски красит стены души. На знанья глаза сполз невежды берет. Стон плахи и смех топоров - не тужи! Кровавая подпись художника: "Бред".
Dm Am Это бред, бред, бред E7 Am под названием "Жизнь".Am G Dm E7
Пришибло меня кулаком неудач. Отсыпал осколки очков из глазниц. Там кто-то на пляже, а я не у дач. Хромаю вперед, но рвет уши глас "Ниц!".
Распластан, скулящий... Но кто я такой? Внутри есть язык и ненужных слов фон. Снаружи чугун и броня, но нагой. Одно слово - колокол-пустозвон.
Да еще этот бред под названием "Жизнь".
Все время ловил я удачу за нос. Из грязи - в богатство, из счастья - в нужду. Хватая судьбу, не считал я заноз в ладонях надежды. Чего же я жду?
Стук в дверь. Открываю. Кривая коса. Затем и костлявая лезет в мой дом. В агонии мысли. К чертям образа! Смысл жизни? Возможно он именно в том,
чтоб прервать этот бред под названием "Жизнь".
март 1992
Em H7 По ветхой лестнице ненужных дней, C D7 глазея в шахту разочарования, G C бреду я, но чем дальше, тем трудней H7 Em надежд перила не терять, как ранее.
C D7 G C H7
Лениво годы, за этажом - этаж, проходят в сумраке. Что жизнь осветит? Надежда, цель или хмельная блажь... Да разве есть у времени в пастве гид?
Обрыдло петь слепой Судьбе псалмы и гимн хромого Времени канонам. Так может быть, у смерти взять взаймы - на то дано отчаяния окно нам?!
Костру мечты не гаснуть все трудней. Но нет огня, дымят надежд дрова, и по ветхой лестнице ненужных дней все ближе к шахте разочарования...
февраль 1992
Подлиза-тень припала к стопам дня. Она в душе - раба забытой ночи. Клянется в верности седым камням, но ночь еще вернется, между прочим.
Вернется время, выползет из пены пучины лет. Осветит фонаря куб, как водрузили флаг цвета измены, а сняли дурно пахнущую тряпку.
Вернется все. И мертвых дней балласт на память ляжет вязким пыльным слоем. Когтистой лапой смажет грезы с глаз клыкастое, рассерженное, злое Время!
Придет век обезгрифленных гитар и за язык повешенных поэтов. То время, сладкое, как скипидар, то время, тихое, как крик дуэтом.
На коже нежного черновика пылает свежая татуировка: "Вернулось время - и чернь на века вонзила шпоры в жизнь, отнюдь не робко".
Вернется все. И мертвых дней балласт на память ляжет вязким пыльным слоем. Когтистой лапой смажет грезы с глаз клыкастое, рассерженное, злое Время!
Опять запляшет бешеная мысль на полных жара углях раздраженья. И, как волна нанижется на мыс, на нас накатит время злу служенья.
Новейший шлягер - траурный мотив - в зубах навязнет у слепого гения, коль тень-подлиза, сердце захватив, удушит душу щупальцем сомнения...
Вернется все. И мертвых дней балласт на память ляжет вязким пыльным слоем. Когтистой лапой смажет грезы с глаз клыкастое, рассерженное, злое Время!
Подлиза тень припала к стопам дня...
февраль 1992
Карта мира огромная - в полдвора, а на ней, как фурункул - кровавый изъян: островов там десятка, так, полтора: то Содружество - Архипелаг Обезьян.
Что в чести там? Дела ли? Слова ли? Нет, на острове мыслить не надо: там хвостами проголосовали и избрали Верховное Стадо.
Значит так, самостийнейший остров объявили Праматерью материка. С голым задом под пальмой, но воз дров наломали не меньший, чем за все века.
Отделиться пытались на острове, но не терпит карта лечения... Там валютой стал пальмы лист - просто ведь окупонить его по назначению.
Тяжко в басне мартышке с очками. С временами, с часами - совсем не лады. И играет в бирюльки. Сачками расцвели флаги цвета песка и воды.
Три банана - трезуб. Чем не герб вам? Но безмерны примата кривляния, и как нож по стеклу - гимн по нервам: "Ще не вмерла Обiз'янiя".
Сам свет-батюшка пан президент Макакчук с пальмы-трона следит за агонией века. Только стадо из грязных древесных лачуг не выползет, раз он не стал человеком.
февраль 1992
В забвения туман спешат друзья нырнуть -
их лица растворились в выцветших ночах...
Но пала, как вдова к покойнику на грудь,
зола воспоминаний в памяти очаг...
Прозрачная вода в хрустальном ручье детства (удавка вздутых вен на лбу материка) нас бережно несла (ведь никуда не деться), но вот кадит волною юности река.
Скормили ветер слов мы парусам надежды, о рифы лжи сломали первое весло, и верили, что мы починим его прежде... Чего? Уже не важно - нас в море жизни занесло.
- Там горизонта нет. Точнее, есть, но мало... - Постойте, вы о чем? Ведь так не может быть! - Плыви, как приказал, - и счастье до финала! - А если, как хочу? - На якорь твою прыть!
И разошлись пути... Навечно... И хоть плач ты... В отчаянье сложились крылья парусов, под тяжестью их лет согнули спины мачты, а буря чувств швырнула на отмель Мертвых Снов.
Пробейте трюм мечты и ванты нервов режьте! Все новые знакомства - как поцелуй лиан. Вы, старые друзья, а встретимся мы прежде, чем после моря жизни накормим океан?
февраль 1992
"В начале было Слово..."
(Иоанн, 1:1)
Заткните глотки гимнам! Запеленайте флаги! Эй, души оголи нам на откровенья плахе!
Зашорены, ведь масок не счесть. Что будет дальше? Вы любите весьма сок лжи, подлости и фальши.
С откинутым забралом вдыхаю фальши плесень. Но я от вас забрал лом своих ненужных песен.
Смотри, как распластались в извилинах-траншеях мыслишки, где тоска-слизь в кубке черепа на шее.
За масками не встретишь взгляд друга - все похожи. Уйду в огонь - в костре тишь. Тащи дрова, прохожий!
...Да, в Библии лишь сказки о наказаньи злого. В начале были МАСКИ, затем лишь было СЛОВО!
февраль 1992
Алексею Комащенко
Am F Am F E По нити жизни сделан новый шаг... Am F Am F E А стрелки осыпают прах секунд, A7 Dm Dsus2 Dsus2 Dsus2 Dm тех, что часы ленивые секут. F E7 Am F E О, Поступь Времени - она давно в ушах.
Скорбеть по дням ушедшим - право вдов. Лови звезду! Что, звезд не видно? Жаль... Тогда сдирай с небес тумана шаль, закинув в небо невод проводов.
По нити жизни продолжай езду, пока мечтой окрашен горизонт, туда, где воплотишь свой главный сон. Я верю... А пока - лови звезду!
январь 1992
Am E7 Am
Когда сухую рыжую ладонь
A7 Dm Dsus4 Dm
подставит осень северным ветрам,
G G7 C A7
когда предчувствий ледяной огонь
Dm Dm6 E E7
осветит путь до самых дальних драм,
когда кровавый льется с неба свет, раскрыв прорехи рваной раны туч, когда, шутя, нам принесет ответ ветрище на вопрос, что так летуч.
C E7 Латает осень листьями карниз, A7 Dm G туманами целует и дождем, C Am ласкает стужей ветерок-артист... Dm G F C И этой пьесы мы финала ждем...
Прилипнет к скулам дома желтый лист, ресницы занавесок задрожат, когда усталый ветер-фаталист притащит талых горестей ушат.
К гортани подворотни, как комок, подкатит сумрак-солдафон, а в ладони свет собрал - он вытечь смог из лопнувшего глаза фонаря.
Латает осень листьями карниз, туманами целует и дождем, ласкает стужей ветерок-артист... И этой пьесы мы финала ждем...
Лысеет лес, лишь инея проседь латает плеши ветхих париков. Мечтает ветер в прошлое бросить шелуху пожелтевших стихов.
Как дальше жить, не знаю - жизнь в вопросе: гнить в омуте или пылать в огне? Возможно, это я пришел в осень, а может, это - осень, но во мне?
декабрь 1991
Косматый дождь льнет саваном в окно, льнет саваном линялого тумана. Косматый дождь, с тобой мы заодно оплачем жизнь под колдовством обмана.
Оплачем все, что в прошлом, в никогда, ведь дням седым возврата нет, не будет. Оплачем все и, может быть, тогда не только смерть нас, но и жизнь рассудит.
Когда подкатит к горлу грусть, когда тебя обнимет дрожь, когда на сердце ляжет лед, на шепот "Смерть!" ответишь: "Пусть..." Тебя оплачет только дождь, да мокрый ветер отпоет...
Косматый дождь, не надо, не скули. Ты посмотри, распухли как глаза луж. Не сдержишь плач - так хоть размой пути, какими правду за обман отдали замуж.
Не плачь, молчи. Не надо глупых слов. Ты вспомни жизнь - мы липли к ней, как к раю. Но жизнь - болезнь. Скривило губы зло - ведь от нее теперь все чаще умирают.
Когда подкатит к горлу грусть, когда тебя обнимет дрожь, когда на сердце ляжет лед, на шепот "Смерть!" ответишь: "Пусть..." Тебя оплачет только дождь, да мокрый ветер отпоет...
Косматый дождь льнет саваном в окно, льнет саваном линялого тумана. Косматый дождь, с тобой мы все равно оплачем жизнь под колдовством обмана.
декабрь 1991
Am E7 Am C G7 C Мы - волки в клети, мы - страха дети, Dm E7 Am E7 Am и наши души целуют плети.
Am E7 Am C G7 C Мы злее злости, искусов грозди, Dm E7 Am E7 Am и в этом мире мы - только гости.C G7 C Dm G7 C Dm E7 Am E7 Am
Друзья дурмана. Семья обмана. В избитых душах загнили раны.
Спаси нас, Боже! Нас скука гложет, как сталь по нервам, как слизь по коже.
Смотреть мешали тумана шали, лишь болью метим, куда нажали.
А небо Ниццы нам только снится. Золою грезы во рту глазницы.
Жизнь без вопросов. Нам все - до носа! Рожаем письма, строчим доносы.
Мы точим лясы, а клочья мяса с души сползают под переплясы.
Эй ты, свобода - игрушка сброда, не надо в омут: там нету брода.
Нас вновь разлучат и рок, и случай, мы встретим много судьбы излучин.
Склонить колени не мог по лени. Что там? Икона? - Божок в полене!
Дорога в небо. Ах, как нелепо! Куда вы, люди? Там - тоже пекло!
Судьбе в нос дали крестом из стали, нырнули в небо блаженных стаи.
Но только верь я не в суеверья, ведь как взлетели - сгорели перья!
ноябрь 1991
Пучина слов нас поглотила, иссяк прекрасных фраз ручей, остался лишь поток речей, таких же серых, как гладь ила.
Привычных слов бредут волы сквозь небоскребы матерщины. И вновь мне прокололи шины кривые стрелы похвалы.
Пустого слова кандалы венчают с шумом тишину.
Презренье скалится, сечет гордыню, розги порют брюки. Слова мольбы ползут на брюхе. Подхалимаж ведет зачет.
Грубо раскрашенная лесть здесь продает свою натуру - как знать, быть может, кто-то сдуру не разглядит за словом месть.
Пустого слова ятаган вскрывает брюхо тишине.
И снова скукой порван рот - ведь гильотины плоских шуток казнили целый сонм минуток крупнокалиберных острот.
Здесь комплиментов тонкий лед хранит отравленное жало, в котором только ложь дышала... Как знать, быть может все пройдет
и, как на губы раны - йод, плеснет на душу тишина...
октябрь 1991
Небо на месте, и солнце не двинулось вспять. Волны печалей несут позолоченный бриг. Но что за петля затянула нас, если опять в горле комом теснится мертворожденный крик?
Если разрезаны нежные пальцы надежд острыми кромками чьей-то разбитой мечты, если ты слышишь один лишь командный падеж, если готовишь предательства острый меч ты.
Это значит - и знать, и бедняк шлют насилию оду. Это значит - изгнать за ворота босую Свободу.
Если ждет жертву, весь в черном, стальной человек, если танцует ламбаду судьба на ножах, если взгляд друга скрывается саваном век, если вся жизнь - и не жизнь, и не смерть - вечный шаг,
если спешишь перестрелке кастетом подпеть, если потупился гривой разодранный флаг, если швырнули безмолвие воплям под плеть, если повесился Бог - и Христос, и Аллах.
Это значит - бал Зла начинает насилию ода. Это значит - ползла, кровь глотая, босая Свобода.
Если холст площади скрыт под мазками толпы, если, пульсируя, ужас артерии вздул, если вгрызаются в небо позора столбы, если бездонным зрачком косит гибель из дул,
если ареста мираж ветер носит, как пух, если сдаем на экзамен доноса азы, если от мертвых безжизненных мыслей распух и чернеет из шахты беззубой улыбки язык.
Это значит - слюда слез на ране-цветке с росой пота. Это значит - сюда не вернется босая Свобода.
19 августа 1991
C F7
Развесив хаир на ветру,
C C7
заныкав красную ксиву,
F
наклинив дочиста шузы
C
(и никакой иной шизы!).
G F C
Нас не прикалывал напряг -
G7
Ништяк!
Мы вайно дринкали с боттла и прожигали прайс дотла. Всем шоблом факали герлу, мочили часто мы урлу. И вновь тащились на тусняк - Ништяк!
Пусть лайф - не в кайф, пусть лайф - не сон, струели мы, врубив музон, и, оттянувшись на Б.Г., на сейшен отвалил. Эге! На трассе был среди бродяг - Ништяк!
Военку в крэйзе откостил и клевый приколол мотив. Меня куда-то тянет стоп. Достиг я в своем лайфе топ. От флэта ключ в кармане - бряк! Ништяк!
Но повинтили мусора. А в упаковке лайф - мура. Не волосат я - бритоголов. И, тщетно кайф весь приколов, легавый приговор мне - шмяк! Так-сяк!
май 1991
Как просто говорить: "Куда же хуже?", и колокол давно, мол, отзвонил. Но даже самой неглубокой луже нужна надежда превратиться в Нил.
Надежда слова - превратиться в песню, воспевшей человека, а не тлю. Надежда неба - силой или лестью, но горизонта разорвать петлю.
Моя надежда (строго не судите) - прожить не так, иначе, не как все. И отыскать ту хрупкую обитель, где не дрожит над истиной Гобсек.
...Не надо крылья подрезать надежде, выцеживая мысли из вина. И, может быть, тогда не так, как прежде, не сгинут всуе наши имена...
апрель 1991
В крови рассвета захлебнулся новый день. По каплям жизнь сочится болями из ран. В тумане скуки загнивает сноп идей. Но снова мы с судьбой несемся на таран.
февраль 1991
Виктору Ивановичу Народенко -
человеку и паразиту.
"Смотреть на вещи надо своими именами. Эй вы, не лозунгуйте - то черевато боком! Напра-, налево стройся! Напрямо - кто не с нами! Курсант вы или где? Зачем сказали: "С Богом!"?
Конечно, кто не хочет - не надо здесь штаны! Все остальные - стройся! Равняйсь! Кругом садись! Здесь вам не тут! И знайте, не всем права даны! Я добрый, а не глупый. Я вовсе не садист".
Кричал он: "Эй, вы трое! Бегом оба на пост! Найду на вас управу, и даже не одну! Водой по вилам писано, что ваш длиннее рост! Но жизнь ты кончишь смертью - как дуб пойдешь ко дну!
Не гни носок в колене, тем более в строю!" Но мозги накребенились и он прилег прилечь... Ах, вас интересует о ком я так пою? Но я вам не отвечу - не в этом дело речь!
январь 1991
Em C Am H7
Одиннадцать ударов - и замерли часы,
Em C Am H7
споткнулись и застыли у этой полосы.
Em C Am H7
Сгрудилась, удивляясь, минут всесильных рать,
C Am H7
ведь старый год - он тоже не хочет умирать.
Избитые мотивы давно испитых дней взорвались, загремели сильнее и сильней. Разбили, видно, к счастью (к чему еще?), бокал, а старый год под эти звуки где-то умирал.
"Вы что тут - одурели? Ведь я еще живой! Исполнился лишь год мне - я сильный, молодой. Но время затянуло на шее моей жгут. Поминки мне готовят, и смерти моей ждут.
За что меня хоронят? Вы все - старше меня!" Но эхо поперхнулось и унеслось, звеня. Ответом был хрустальный несмелый звон зеркал, и старый год под эти звуки тихо умирал...
декабрь 1990
В горячке закат исходился когда-то... Лохматыми тучами грубо играя, вплетается ветер в туманы, как дата льнет к летописи, не имеющей края.
Последний луч света промчался по коде. В зрачках пустоты облаков плывут стаи. Пригревшись на вечно болящей погоде, ленивые ветры мои сны листают.
Ночь скальпелем молний рисует портрет в ослепших зрачках покоренного дня.
Лохматое, бурное море мне снилось, обросшее проседью пены прибоя. Мои сновиденья - зловонная гнилость, ведь сны - это зеркало, только кривое.
Стихия гадает по линиям молний, ползущих по черным ладоням небесным. А море сожрало тот вечер столь долгий - прибоя язык уволок его в бездну.
Ночь скальпелем молний рисует портрет в ослепших зрачках покоренного дня.
И может быть, скоро иголки рассвета начнут татуировать вздутые веки. На тени - табу, на сумерки - вето наложит свет Солнца, отныне навеки.
А радуга пусть истекает дождями, лучами пронзенная, света кинжалом. Но властвует ночь над любыми вождями, пока ничего ей царить не мешало.
Ночь скальпелем молний рисует портрет в ослепших зрачках покоренного дня.
декабрь 1990
F#m Hm
Поднимите судьбу с колен!
E7 A
Пресмыкаться - не наш удел!
F#m Hm
Эй, покиньте свой затхлый плен!
C#m F#m
Только знайте: мы будем у дел,
A C#m Hm E7
когда польется кровь...
Вопит садист: "Убийство - прелесть! Удар - и каша вместо носа!". От страха нервно пляшет челюсть - стечет судьба с клинка доноса, когда польется кровь...
У гильотины - креппатура, с трудом петля глотает жертву, девизом станет "Пуля - дура!". И вновь страна - как старый Шервуд1, когда польется кровь...
Жизнь - в вещих снах. И я почти знал, что с кровью станут сны новей. И вновь пройдется мать-Отчизна по стылым трупам сыновей, когда польется кровь...
Штормит в мозгах - бушует разум и тщетно силится понять. В войну я не поверил сразу, но жизнь опять рванула вспять, и где-то льется кровь... Повсюду льется кровь... Смотри, как льется кровь!...
декабрь 1990
Em C Теперь до вечного лишь шаг. D7 G Еще не мат, но все же шах. C Am Слепой мудрец бредет вперед H7 Em и на горбу свой крест несет. E7 Am Шепча: "Прости", - к иконе я. H7 Em E7 Агония, агония... Am H7 Em
Куда ни глянь - везде тоска маячит дулом у виска. Здесь вязкий миг течет, как день. Нам застилает глаза лень. Протухли мы, мы из гнилья. Агония, агония...
Согрелись руки палача, друзья на плахе, он - с плеча. Но в прошлом маски подлецов, и прославляем мы отцов. Наш предок не примат - свинья. Агония, агония...
Сверкает орден-амулет, игрушка павших в дыму лет. Не залатает ветер ран, скорбит по войнам ветеран. Он был кормильцем воронья. Агония, агония...
Стада людей пасутся здесь и топчут в прах любую спесь, сжимают потное кольцо. Разбито в кровь мое лицо. Куда толпа, туда и я. Агония, агония...
Притих язык под сапогом. Теперь молитвы - ржавый лом. Построен замок на костях, и подмочили в крови стяг. Везде огонь, огонь и я. Агония, агония...
октябрь 1990
"...Да воздастся вам огнем и крестом
за любовь к ближнему своему..."
(Иисус Христос. Из неопубликованного.)
Am E
Я падаю, встаю, бреду во тьме -
Dm G7
спешу к своей конечной остановке...
C Dm
А жизнь во мгле проходит, как в тюрьме,
E7 Am
где кнут скулит, а пряники - в кладовке.
Бросаюсь я во чрево вечной ночи, стучит и разрывает грудь набат, мне разбирать дорогу нету мочи, и слепит мысль: "А может, это - в ад?"
Давлюсь я криком, харкаю словами, швыряю в морду тьмы последний хрип. Трясет страж ада - Цербер - головами. Скажите мне, за что, за что я влип?
Но чернотой своею слепит ночь и из ушата обливает страхом. А на моей груди - гадюки дочь, готова поживиться моим прахом.
В то время, что укрыл забвенья пласт, змееныш в жертву был принесен совам. Тогда его от гибели я спас, а вот теперь гадюкой окольцован.
Меня объяла, спеленала, как лоза, и холодно шипит мне: "Уничтожу!". Мне застилает ужасом глаза - я рву змею с груди, сдирая кожу.
И к черту жизнь! Сползают шкур одежды. Уйти в тот мир я никогда не струшу! Но пузырями лопнули надежды - гадюка впилась жалом в мою душу...
октябрь 1990
Эй ты, царь зверей - человек! Ты что-то звучишь слишком гордо! Ведь станет седым чело в век, за треп будет кара - рак горла!
Человек! От тебя смрадом спеси разит. Человек! В твоем взгляде лишь лед, тепла нету. Человек! Ты - ничтожество, ты - паразит на зеленой лохматой прическе планеты.
Твой череп - отстойник протухших идей. Мыслишки ощерились, скалятся. Язык, как завеса дымов - прохиндей, скрывает в ненастья сталь лица.
Обрушилась речь, как волна на ют, как седая лавина - со скал. И ядом слова с жала капают, в сердцах выжигая лишь смерти оскал.
Человек! От тебя смрадом спеси разит. Человек! В твоем взгляде лишь лед, тепла нету. Человек! Ты - ничтожество, ты - паразит на зеленой лохматой прическе планеты.
Грязными пальцами отмерших фраз рвешь мой искусанный мыслями мозг, жесткой ладонью нелепых прикрас прячешь неловко кусты свежих розг.
Щедро наточены зубы судьбы, в лапах костлявых сверкает топор. В блюдцах застывших зрачков голытьбы плещется, ищет свободу террор.
Человек! От тебя смрадом спеси разит. Человек! В твоем взгляде лишь лед, тепла нету. Человек! Ты - ничтожество, ты - паразит на зеленой лохматой прическе планеты.
Как рыба на суше, разверз урну рта. Змеится из пасти язык - твое жало. Наполнены злобой слепой глаз нутра... Что жить обезьяной тебе помешало?
Человек?!
август 1990
"...Небо пришито к нам сталью антенн -
ему никуда уже не убежать..."
("Осенняя урбанистическая", Юрий Шевчук)
Em F#7
Солнце распято на дыбе антенн.
H7 C
Из оконных глазниц вылетает тоска.
E7 Am
А в гниющей земле окопался рентген,
H7 Em
и в берлогах квартир душа взвыла в тисках.
C Am H7 C Am H7
Запечатаны люди в консервах домов. Холст природы прошит паутинами трасс. Кружевами сплетаются плесень да мох. Пропылился залатанный город-матрас.
E7 Am
Ты смотрел на безликое лика пятно.
H7 C H7
Ты уверовал, только повержен крест ниц.
E7 Am
Ты в пустыне лиц силился встретить взгляд, но
C Am H7 Em
на глаза опустилось забрало ресниц.
Наготове всегда грязной лести наряд. Надевай свою маску, а нет - одолжи! Здесь, как щупальца спрута, повсюду царят и туманы обмана, и омуты лжи.
В жерле горла увязла признания кость: "Только подлость в стране дураков правит бал. Как икона, вознесена винная гроздь. Отпускает грехи пресвятой каннибал".
Ты смотрел на безликое лика пятно. Ты уверовал, только повержен крест ниц. Ты в пустыне лиц силился встретить взгляд, но на глаза опустилось забрало ресниц.
Это - родина сладкого слова "стукач", это - ода наручникам, гимн кандалам. Обезглавил "былое" народец-палач, заведя на ушедшие годы дела.
Распустились цветки миллионов костров. Толпы жадно глядят на голодный погост. Заготовили впрок мы гвоздей и крестов... Ну, попробуй, явись-ка еще раз, Христос!
июль 1990
Фантазия на темы "Коррозии Металла"
Ночь прихромала на щупальцах смерти. Звездная сыпь лихорадила своды. Ветер завыл, как покойник на верфи. К платью небес льнут тумана разводы.
Ночь казнит свет - переполнена плаха. Трупная сырость ползет из колодца. Шепот могилы: "Не все в жизни - благо. Жизнь - только грезы. Спеши исколоться!"
Кладбище ожило - хор мертвецов воет, и трупы из морга ползут. Черви дежурят у свежих крестов. В кубке Вселенной - лишь ночи мазут.
Челюсть решетки у пасти могилы. Лапы крестов раздирают ткань неба. Труп выползает, вонючий и хилый, - ищет в безлюдии зрелищ и хлеба.
Мысли безумные мозг натирают, бесятся, дело доходит до драки. Изгнанный разум цепляется с краю. Страх в душе тлеет - идут вурдалаки.
Кладбище бесится - хор мертвецов воет, и трупы из морга ползут. Черви дежурят у свежих крестов. В кубке Вселенной - лишь ночи мазут.
Вены проспектов, бульваров, аллеек вздули, вползая из бреда, химеры. Рваными ранами пасти алеют. Клиньям клыков нет ни счета, ни меры.
Плещется в зеркале глаз черной кошки: брат погружает клыки в шею брата, ведьма гадает кровавым ладошкам... Снова в морг манят открытые врата.
июнь 1990
Designed by Black George (c) 1998 |
Last Modify: 29 sep 1998 |